И…? Будут брать…? Синти изо всех сил боролась с желанием оглянуться. Внезапно остро захотелось на кабинетную работу. Шаг, второй, третий… Десятый… Фу… Здесь не взяли. Отбросила подрагивающей рукой со лба мокрые от пота волосы и потрусила домой. Мозг охотно перечислял варианты, где ещё могут взять, но организм, и так купающийся в чистом адреналине, уже не реагировал на эти провокации.
На дрожащих ногах, готовая заорать от ужаса от любого резкого движения или громкого звука, Синти вползла на четвёртый этаж и, захлопнув за собой дверь в квартиру, обессилено сползла по косяку на резиновый коврик. Загнано дыша, прислушалась к тишине квартиры и трясущимися пальцами достала из рукава билет. Сняла скрепку, развернула и уставилась на выпавший кусочек фотоплёнки. Затем закрыла ладонями глаза и глухо зарыдала, смывая слезами пережитой ужас.
Через пять минут, продолжая изредка горестно всхлипывать и потирать опухшие от рёва глаза, она с трудом разобрала пудреницу и спрятала добычу в тайник. Потопталась у окна, бессмысленно пялясь на трубу напротив, и, поймав минуту просветления, повела себя в душ. Когда позвонил Колвер, она уже была в состоянии обменяться кодовыми фразами. Ещё через полчаса она села в машину и молча отдала косметичку. Балет Синти смотрела ничего не видящими глазами.
Да, так и засыпались советские разведчики… Нелёгкий хлеб… На экране всё красиво, а в реальности — рубашку можно выжимать. И ведь ничего не делал, считай, прогулялся по парку. Чёртово собрание и сбой в метро… Идиот…
Хорошо хоть она пробежала мимо не в момент рисования иероглифов или закладывания тайника. Вот была бы встреча на Эльбе…
Вывернул из подворотни и первое, что увидел — двух идущих навстречу серьёзных мужиков в костюмах, рожи протокольные, движутся синхронно. Внутри всё свернулось в узел и пару раз перекрутилось, противно задрожало под коленками. Уткнув взгляд в землю, иду мимо, чувствуя, как лихорадочно горят щёки.
И..? Будут брать или показалось?
Шаг, второй, третий… десятый… Заворачивая за угол, проверился — чисто, мужики идут себе дальше. Порывисто выдохнул, неторопливо зашёл в парадную на углу и тут же изо всех сил полетел, прыгая через три ступеньки, наверх по лестнице. Третий, четвёртый, пятый этаж, рву на себя дверь чердака, закрываю изнутри на щеколду и несусь, огибая углы, по сумрачному лабиринту. Удачно здесь сделано, чердаки аж трёх домов объединены переходами в единую систему… Зашёл на одной улице, вышел на другой. Идеальное место для отсечки хвоста, если он был.
Спустился по тёмной вонючей лестнице и притаился у полуоткрытой двери парадной — жду, успокаивая дыханье.
Мимо, тормозя, прокатил сине-белый троллейбус. Распахиваю створку двери, бегу к остановке и ввинчиваюсь в переполненный салон. В глазах черно от напряжения, в ушах звон.
Что б я ещё раз… Да ни в жизнь!
Воскресенье — день веселья… У кого как, а у меня по выходным — страда. Опять стою напротив красивого старого петербургского здания, в сердцевине которого притаился клад. Седьмая линия Васильевского острова, аптека Пелля. На чердаке, у южной стены, под песочной обсыпкой ждет меня бутылочка с золотыми пилюлями. Всего делов-то: прийти, увидеть и забрать.
Поддёрнул перекинутый наискосок ремень от сумки и деловито вошёл в подъезд. Пока поднимался на пятый этаж, опять обдумывал внезапно пришедшую этим утром тревожную мысль: почему я не помню из прошлой жизни встречи на комсомольском собрании со старым большевиком? Вот в упор не помню. Такие байки про Ильича я бы не забыл.
Проболел? Или её и не было?
Неужели реальность так легко прогибается даже под небольшими изменениями? Я полагал, что история более инерционна. Надо приглядеться к новостям, не пошли ли изменения уже и на более высоком уровне, или пока это происходит только вокруг меня.
Конечно, я здесь для того, чтоб изменить ход Истории, но, с другой стороны, знание прошлой череды событий — это мощный ресурс, и я на него серьёзно рассчитывал. Теперь есть подозрение, что не только мощный, но краткосрочный. Тает, как ледышка в руках. Плохо.
Толкнул чердачную дверь, и она протяжно заскрипела ржавыми петлями. Шагнул за порог и немного постоял, привыкая к освещению. Проникающий сквозь высокие слуховые окна дневной свет приятную размывает полутьму; в центре чердака яркими белыми пятнами болтается на веревках чьё-то свежевыстиранное постельное белье и пузырятся внушающие уважение размерами голубоватые панталоны с начёсом.
Недавно Ив Монтан жестоко пошутил над Советским Союзом, скупив в наших галантерейных магазинах чемодан образцов нижнего женского белья, а по возвращению устроил выставку, вызвавшую ажиотажный интерес у парижанок.
Я с ироничным восторгом оглядел панталоны и почувствовал себя немного французом. Мысленно одел их на Тому и чуть истерично захихикал от представшей перед внутренним взором картины.
Пробрался к южному скату крыши и остановился, прикидывая объём и последовательность работы. Память донора не сохранила точного места клада на чердаке. Увы, придётся прощупывать песочную обсыпку вдоль стены, пока не найду стеклотару. Поставил сумку на пол, сверху набросил куртку, опустился на корточки и начал методично орудовать небольшой лопаткой, прикупленной вчера в туристическом отделе.
Пыхтя, перекапываю вдоль стены полосу шириной примерно в метр. Торопиться некуда… Никуда от меня этот клад не уйдет, не спрятаться ему, не скрыться… Достану и двинусь на вторую точку неподалеку. Вот там придётся отдирать половую доску, чтоб добраться до свертка с червонцами. К вечеру почти удвою свой золотой запас, доведя его до девятнадцати тысяч долларов. Неплохо, особенно если учесть, что сейчас доллар заметно полновеснее — раза так в два, чем в момент моего отбытия из будущего.